предоставлены её дочерью, Татьяной Кадочниковой
В 44 году мы сели в поезд и поехали в Тирасполь. #
Отец наш погиб на фронте, а в Тирасполе жил его брат. В конец измученные выходим на незнакомой станции с рукописной вывеской: «Тирасполь». Мы, дети , с вещами остались в полуразрушенном здании вокзала, а мама пешком отправилась в город (автобусы не ходили) искать дядю. Вернулась она с ошеломляющей новостью: дяди в Тирасполе нет.
Помогла заведующая горздравом. Сказала маме, что врачи очень нужны. Без проволочек оформила на работу, а потом помогла и найти жильё. Так мы познакомились Елизаветой Наумовной Литвак. На неё и обрушились непредвиденные тяготы нашей семьи, которые она помогала решать.
А наша длительная дорога из России в Молдавию аукнулась сыпным тифом. Заболела я с младшей сестрой. И заболели в самое неподходящее время. На весь город — одна больница, и та в неприспособленном, наскоро восстановленном здании. Ещё была в развалинах городская ТЭЦ, не работал водопровод.
Мы лежим в тифозной палате и мама металась между мной и сестрёнкой Аллочкой. Ночью произошло ЧП: дежурная сестра споткнулась в полутьме и выронила из рук коптилку. Горючая жидкость разлилась по полу и пламя охватило всю палату.
Мама схватила Аллочку и бросилась к выходу.
– Беги, — крикнула она мне.
Я подняла голову, увидела пламя, но встать не смогла.
– Будь что будет, — подумала я и потеряла сознание.
А было вот что. Мама вернулась и вместе с нянечкой стали тушить огонь. Они хватали одеяла, бросали на огонь, затаптывали его ногами. Когда приехали пожарные, огонь уже был потушен. Мы с Аллочкой долго приходили в себя после тифа, но ещё дольше наша мама и больничная нянечка залечивали свои ожоги.
Наша семья быстро пустила корни в Тирасполе. #
Мама — Вера Владимировна Сталинская — это целая эпоха в истории послевоенного здравоохранения Тирасполя. Я хорошо помню 1945 год. Мама каждое утро пешком через весь город отправлялась на работу в лечгородок, где в первоочерёдном порядке восстанавливались больничные корпуса. Приходила домой расстроенная: измождённые войной дети сплошь болели туберкулёзом, а врачей-фтизиаторов не было. И она решила освоить эту специализацию. И освоила. Стала в Тирасполе первым детским фтизиатором. Через её руки прошла, наверное, добрая половина послевоенных тираспольских детей. На приёме стояли огромные очереди, приёмный день был безразмерным. Она посещала своих больных на дому, как могла помогала семьям больных детей в решении житейских вопросов.
Часто среди ночи раздавался стук в дверь: «Доктор, помогите, ребёнку плохо». Она всегда поднималась и шла. И копейки не брала с отчаявшихся и готовых на любую плату родителей.
Одной из первых пригласили доктора Сталинскую в открывшееся в Тирасполе медицинское училище. Педагогическая работа оказалась её вторым призванием. Работу в училище она обожала и не бросала её до самой пенсии. И ещё одному делу отдавалась она всей душой: работе в детских садах. Она ввела в садиках : гимнастику, закаливание, правильное питание, использование на занятиях игровых форм обучения. Организовывала лечения детей с ранними формами заболевания прямо в садиках.
В 61 году, в возрасте 64 лет, мама вышла замуж и уехала из Тирасполя. Но ещё много лет спустя, люди, узнав мою фамилию, спрашивали: не родственница ли я доктора Веры Владимировны Сталинской? И, выяснив, что дочь, начинали взахлёб вспоминать о маме. И каждый старался подчеркнуть: «Она меня лечила, она меня учила», — и сердце моё таяло от любви и гордости за свою маму.»
Были военного детства #
Отец погиб на фронте. Мама осталась одна с тремя детьми: наш дом разбомбили, мы — бездомные, раздетые и голодные. Через военкомат мама оформилась вольнонаёмным врачом в военный госпиталь. Место службы находилось за «тридевять земель» — в посёлке Навашино Горьковской области. И мы двинулись в дальний путь. Только что отгремела Сталинградская битва. Мы ехали по горячим следам боёв. По обе стороны только что восстановленного железнодорожного полотна громоздились подбитые танки, перевёрнутые машины. То здесь, то там лежали неубранные трупы. Но самое страшное впечатление произвёл сам Сталинград. Вокруг лежал мёртвый город. Ни единого целого здания — сплошные развалины.
На фоне всех этих ужасов Навашино показалось тихим и мирным посёлком. Маму одели в военную форму. Мне и сёстрам наш новый сосед сшил брезентовые сапоги, жена его связала шерстяные носки и отдала мне своё летнее пальто. Мы со старшей сестрой всю зиму в этой обувке бегали в школу. Как не отморозили ноги — ума не приложу: морозы стояли тридцатиградусные. Эти же соседи нас подкармливали, хотя сами жили впроголодь. Но потом жить стало легче. Мама работала в госпитале, получала военный паёк. Кроме того нам выделили несколько соток земли, и мы осенью собрали неплохой урожай картошки. Мы воспрянули духом, тем более, что с фронта приходили радостные вести. Освобождена Украина, бои идут уже в Молдавии. «Потерпите, девочки», — говорила мама, — «кончится война — будет и на нашей улице праздник.» В 44 году нас неожиданно разыскал папин брат.
Он писал: «Тирасполь освобождён, восстанавливается. Нужны врачи. Приезжайте, работу найдём.»
В освобождённом Тирасполе #
Был конец 44 года. Тирасполь встретил нас пронзительным холодом полуразрушенного вокзала. Следы недавней оккупации встречались на каждом шагу.
«Квартал проверен, мин нет», — сообщали сделанные наспех надписи. Но уцелевших промышленных предприятий и многоэтажных жилых домов в этих кварталах почти не осталось. Особенно пострадала центральная улица.
«В этом красивом доме жила когда-то директор консервного завода им. 1 мая Кудрина и другие консервщики «, — рассказывали старожилы.
Но о былой красоте «дома Кудриной», свидетельствовал только чудом уцелевший кусок фрески, грозивший сорваться на наши головы.
«А здесь до войны была школа», — рассказывали нам ребята — соседи, замедляя шаг у груды развалин. «А вот здесь — детский сад.»
Картину разрушений дополняла обгоревшая «коробка» городского театра. Мы с трудом взбирались по искорёженной взрывом лестнице, балансируя среди развалин, пробирались в зрительный зал. И залезали на сцену, подставляя лицо дождю со снегом.
И вдруг среди этого разорения — обитаемый уголок: по-довоенному красивое здание женской школы, где предстояло нам учиться. (Это потом я разглядела, что в уцелевшей школе нет окон, нет парт.) В канцелярии нас быстро оформили, на прощание предупредили: «Одевайтесь теплее, с собою берите карандаши: в ручках замёрзнет чернило.»
И всё-таки воспоминания об этом времени у меня остались самые тёплые — столько душевного тепла вкладывали в нас наши учителя: математик Надежда Сергеевна Бобырева, Физик Зоя Павловна Крачун, химик Татьяна Константиновна Трушковская, учитель литературы Раиса Дмитриевна Дьяченко.
И наконец-то наступила весна 45 года, бои шли на подступах к Берлину. В Тирасполе зацвели фруктовые деревья.
В то утро я, как обычно, торопилась в школу. Вышла со стороны Пушкинской на центральную улицу и вдруг увидела, что вся площадь запружена народом. Из репродукторов разносился ликующий голос Левитана, но разобрать слова было невозможно. Я бросилась бежать, и по мере того, как приближалась к площади, всё явственнее слышала только одно слово: Победа, Победа, Победа!!! Люди обнимались, целовались, смеялись, плакали…
Я прижалась к столбу под гремящим репродуктором. Закрыв глаза, явственно представила себе отца, уходящего в военкомат, каким я его в последний раз видела из окна нашей квартиры и теперь уже никогда не увижу.
Гремела музыка. Я вместе со всеми оплакивала погибших, радовалась за оставшихся в живых. Радость победы переполняла людей: на землю пришёл мир.
Вскоре, сдав экзамены на аттестат зрелости, мы — первые послевоенные выпускники собрались на выпускной вечер.
В притихшем зале звучали мои стихи, заканчивающиеся словами: «Я в жизнь иду, чтоб Родине служить!»
Мы честно служили Родине. Всю жизнь работали с полной отдачей.И отдали всё, что могли.
И как больно, что в конце жизни, оказались на обочине…»
Когда душа поёт о маме #
Елене Сталинской: нашей мамочке, бабушке и прабабушке Леночке, дорогому всем человеку посвящается
Автор: Татьяна Кадочникова
Тебе судьба явила милость: Озолотила душу светом. Ты летом в этот мир явилась. Ушла из мира тоже летом: То душа, расправив два крыла, В небо, в небо, в небо курс взяла. А прежде: больше, чем удачу Ценила ты тепла отдачу И каждой радужной частицей С людьми спешила поделиться. Сколько всходов от того тепла! Щедро, щедро, щедро ты жила. Достойно беды принимала. Не плакалась, что счастья мало. По морю горя и заботы Плыла, вцепившись в круг работы. На невзгоды не держала зла: В радость, в радость, в радость ты жила. И как о благости мечтала, Чтоб даже в старости недужной, Вблизи последнего причала, Хватило сил остаться нужной. Ближних ты до крайнего числа Делом, делом, делом берегла. И ныне шлёшь лучи сквозные Между иным и этим светом, Чтоб побудить сердца родные К желанью жить. И к долгим летам. Сколько в мире света и тепла: В лете, в лете, в лете - Ты - жива, В лете, в лете, в лете - ТЫ - ЖИВА.